Орфография и стилистика автора сохранены
По всей Европе до самой России, сегодня через Париж, проходит маршрут космической художницы-путешественницы Валентины Мир. В Космоопере призма ее изначального взгляда расширяется, позволяя ей переходить все границы. Здесь в этом бесконечном пространстве разворачиваются удивительные видения, открывающие Космос необычно изобретательный и выразительный. Коллаж/воспроизведение Валентины Мир уносит нас в новое неведанное, которое на первый взгляд представляется знакомым, но оказывается всякий раз ускользающим. Подобная мизансцена пространства как множества пространств может напомнить технику фотомонтажа русских художников. Но здесь происходит еще и своеобразное смещение центровки изображения. Нас приглашают в куда более далекое путешествие по Космосу, в ходе которого чередуются формы и содержания, совмещаются движение и пространство-время, цветные и черно-белые изображения. Это сложносоставное произведение, размеренное загадочными знаками, красочными, но фрагментарными отсылками, динамическими следами и отпечатками с разных медийных носителей, сулит нам целую серию межзвездных встреч. Космос Валентины Мир отсылает и к ностальгии по освоению новых территорий, и к мечте о территориях, в конечном счете, недоступных. Исследуя пространство-время космонавтов на пределах земли и неба, художница нарушает границы, являет их зримыми, достижимыми.
Ее подход, укорененный в советской традиции космических приключений, можно рассматривать как новый вид повествования о путешествии вне времени. Но как воспринимать это новое утопическое путешествие в Космос? Возможно, в связи с изначальной установкой, о которой нам напоминает советский фильм Протазанова «Аэлита» 1924 года, где освоение Марса представлялось критически поданной метафорой новой утопии.
Но здесь речь идет скорее о личностной галактике со смешанными пространственными образами, и мы, словно попадаем внутрь космических кораблей, которые уносят нас к новым фантасмагориям. Место этих Мираморфоз – между небом и землей, между воображаемым и реальным, между фотографией и живописью, между вертикалью и горизонталью. Они создаются из различных стратов, стыкуемых и накладывающихся друг на друга пластов, которые совмещают Марка Ротко и Валентину Терешкову, Алексея Леонова и Веру Мухину, Татлина и Ленина, Белку и Стрелку…
Подобное столкновение образов – прямые и кривые линии, разные плоскости и глубѝны – непрерывно подпитывает и оживляет придумываемый Космос, как пространство, открытое для индивидуального посещения. За общим принципом коллажа, несмотря на его кажущуюся стилистическую и игровую простоту, скрывается всегда самобытная и требовательная работа по поиску нужного изображения. Работа, которая по мере освоения этого Космоса в постоянно подвешенности, становится глубоко личным исканием своей собственной Космогонии. Эти поиски, колеблющиеся вокруг вечного движения образов, подводят нас к ассоциативному мышлению, а также к размышлению о бесконечности. Срастающиеся и склеивающиеся представления этих Миров складываются в целый калейдоскоп расколотых и всякий раз возобновляющихся впечатлений. Отсюда постоянные метаморфозы образов, которые оказываются неисчерпаемыми, отсылая к своим множественным и приумножающимся истокам. Но эти образы – это еще и отдельные истории, раскрывающие отношения между коллективной и индивидуальной памятью. Сплетение собирательных образов не только выявляет славное мифическое прошлое советских космонавтов, покорителей бесполезного, но еще и как будто отмечает их голоса, жесты, признания, опасения, которые выражают непреходящее стремление осваивать бесконечное. Их гений-покровитель Юрий Гагарин, возвращаясь на Землю, на борту корабля «Восток-1», описывал эти трансформации так: «…Я видел жутковатый багровый отсвет пламени, бушующего вокруг корабля <…> Я находился в клубке огня, устремлённом вниз». Профетические слова, которые обеспечат ему вечный статус земной звезды, астероида, небесного ангела, хотя он и заявлял, что в Космосе не встречался с Богом!
В своей автобиографии «Дорога в космос. Записки лётчика-космонавта СССР» (1961) Юрий Гагарин дает свое миролюбивое видение пространства, склоняя Мир к Миру: «Миру мир: все ради мира!». Не стоит забывать, что этот полет происходил в контексте международной напряженности и холодной войны, и Космос все больше становился полем нового соперничества за превосходство в воздушном пространстве. Эти слова ретроспективно откликаются на картины Валентины Мир, предлагающей свое художественное умиротворенное представление Космоса. Здесь образы связываются в форме повествования. В каждой истории сохраняется латентная область пространства. Речь идет не о том, чтобы живописать Космос абстрактный, но воссоздать Космос более интимный, близкий, где за одним образом может скрываться другой. Сопричастная общей визуальной истории, Космоопера позволяет, в игровой манере, выискивать одни скрытые образы и выявлять за ними другие. Энергия этой вселенной не только отражает атмосферу наших планет, но предлагает нам возможность самим отправиться в путешествие по пространству- времени вокруг движущихся галактик. Таким образом Мироморфозы реабилитируют коллективную память, но еще и вопрошают и заново придумывают Космос для каждого воздушного странника. Визуальный ряд Космооперы разворачивается как зона новой виртуальности, выходящей за рамки героической эпопеи освоения пространства.
Валентина Мир не просто иллюстрирует все эти точки перехода в иное измерение, дабы проникновенно перестраивать образное и воображаемое той мифической эпохи. Ее Космоопера, задуманная как настоящее исследование, вносит свой вклад в развитие нового движения к бесконечности. Ее Космос становится еще одним приглашением к красочному путешествию на пересечении разных временных темпоральностей, вчерашней и сегодняшней. Это путешествие несет в себе и собственную космогонию. Вовлекая нас в свои грядущие скитания, Валентина Мир дает нам возможность перекраивать ностальгическое видение, приручать космические тайны и проецировать на них наше собственное воображение.
Кристиан Фейгельсон
(traduction Valéry Kislov)
